домой каталог личный кабинет

Великому поэту Иосифу Бродскому исполнилось бы восемьдесят лет

Говорить с Бродским, особенно о литературе, было делом крайне непростым. Он никогда с тобой не соглашался. Ну, казалось бы, обычное дело: говорят два человека, один кивает головой, потом другой кивает головой. С ним все не так. Что бы вы ни сказали, он тут же бросался с вами спорить. Нельзя заставить кошку сидеть у вас на коленях, так и Бродского невозможно было заставить согласиться с вами.

Однажды Бродский заявил, что лучший роман всех времен и народов - это книга Анатолия Мариенгофа «Циники». Он физически не переносил общепринятого, «типического», установленного, стандартного. Ваш любимый композитор? - спрашивали у него. Гайдн! - тут же отвечал он. Ну конечно, Гайдн, потому что его «любимый Моцарт» прозвучало бы трюизмом. Он, например, считал «Стихи о неизвестном солдате» лучшим из того, что написал Мандельштам. О чем это? Наверное, им, гениям, виднее. Впрочем, Бродский был профессором и преподавал студентам, поэтому время от времени он вынужден был делать и ответственные заявления. Известен его список из пяти писателей, на которых следовало бы ориентироваться человечеству. Это Пруст, Фолкнер, Платонов, Джойс и Кафка. Выше всех он ставил Платонова. При этом говорил: горе тому языку, на который можно перевести Платонова.

Есть литературные имена, о которых он вообще никогда не высказывался. Это означает, что он либо относился к ним крайне негативно, либо они произвели на него очень сильное впечатление. Например, Окуджава. Или Маяковский. Мы с Львом Лосевым пришли к выводу, что именно ранний Маяковский оказал на него огромное влияние. Поскольку для советского поэта только Маяковский мог быть провозвестником мирового модернизма. Никакого Элиота для советского поэта не существовало. А ранний Маяковский и ранний Элиот очень похожи.

Бродский приехал в Нью-Йорк, когда вокруг него было сравнительно пусто: некому было читать его стихи на русском, да еще в рифму. Американцы в рифму не пишут и стихи на русском в большинстве своем не читают. Бродский оказался почти в творческом вакууме.

Оден был его кумиром и учителем. Слава богу, им суждено было встретиться и говорить. И все же... По-настоящему и глубоко его интересовал именно Фрост. Разумеется, они не могли быть знакомы, Фрост умер в 1963 году. И тем не менее именно у Фроста было то, к чему Бродский осознанно или бессознательно всегда стремился, к чему пришел уже на пороге смерти. Ему страшно нравился Фрост, потому что это были стихи не о себе. Это принципиально важно. Вся великая русская поэзия - это всегда про «я» и от «я». От личного местоимения первого лица. Это и Маяковский, и Есенин, и Лермонтов... Фрост пишет не от «я», он пишет о другом человеке, не о себе. И Бродского, освоившего в совершенстве русскую традицию, неудержимо влекло туда, за ее порог, где для него начиналось нечто принципиально новое в поэзии. Не случайно в последние годы он демонстрировал готовность работать в драматургии, где важно уметь говорить не от «я». Люди, создающие литературу, меняются в зависимости от того, каким местоимением они пользуются. И если авторское местоимение меняется - меняется и литература. Не меньше. Это как изменения, происходящие с самим человеком по мере его взросления, по мере приближения к последней черте. Посмотрите, как менялось его лицо. Внешность еврейского паренька к концу жизни преображается в лицо патриция из Августовского Рима с медальным профилем Данте. И взглядом, понимающим не только себя самого. Его лицо менялось по мере того, как душа росла, и по мере того, как менялось в его поэзии личное местоимение - с «я» на «он».

На самом деле это самое большое, чего человек может достичь - изменить лицо.

Источник:

Лепский, Ю. Да не будет дано умереть мне вдали от тебя...: великому поэту Иосифу Бродскому исполнилось бы восемьдесят лет [Текст] / Ю. Лепский // Российская газета. - 2020. - 25 мая. - С. 16.


Партнёры и поддержка

 

СВО год семьи общество русской культуры СБА пушкинская карта фонд культурных инициатив